№ 5 (168) 2022г.

— Уважаемая Ирина Сергеевна, благодарю Вас за готовность принять участие в беседе с читателями на страницах «Евразийского юридического журнала». Сегодня поводом для нашей беседы является Всемирный день окружающей среды, который ежегодно отмечается 5 июня. В этом году 5 июня – это юбилейный 50-й Всемирный день окружающей среды.

— Действительно, этой дате уже полвека. И эта полувековая история сопровождалась очень серьёзным, эволюционным изменением сознания человека, его, если хотите, «вытягиванием» за горизонт одной человеческой жизни, в процессе которой ещё в начале 70-х годов прошлого столетия тогдашние, выстроенные в послевоенное время наука и экономика ставили своей задачей как можно скорее добыть, вырастить, произвести, чтобы как можно большее количество людей накормить, обогреть («одеть-обуть»). Линейность, одноразовость такого мышления (благополучие последующих поколений рассматривалось исключительно сквозь призму наращивания потребления, причём в парадигме «добыл – потребил – выбросил») показала свою несостоятельность не только с истощением исходной ресурсной базы, но и с катастрофическими по своим масштабам загрязнениями природной среды, утратой ценных биологических видов, а самое главное – поставила под сомнение саму концепцию «экономического роста» и его реальной стоимости. По существу, все те «externalities», аспекты, со времён Адама Смита комфортно выведенные за скобки экономических уравнений для удобства расчётов, сегодня возвращаются в формулу оценки каждого бизнеса, продукта или услуги. Это экологический след производства и логистики, влияние бизнеса на жизнь и здоровье отдельного человека и на развитие социума в целом, это достойное поведение компании на рынке, обеспечиваемое эффективными управленческими процедурами. Иными словами, ESG.

— Ирина Сергеевна, тема праздника в 2022 году «Только одна Земля». Это девиз Стокгольмской конференции 1972 года. Именно в 1972 году Земля была впервые запечатлена из космоса, полностью освещённая Солнцем. Впоследствии фотоснимок «The Blue Marble» («голубой игрушечный шар») стал сенсацией, был напечатан почти во всех газетах мира. Этот снимок дал людям наглядное представление о том, что Земля — крошечная планета в бескрайнем космическом пространстве, что она уникальна и нуждается в защите. В 1970-х фотография способствовала развитию движения в защиту окружающей среды и актуализации борьбы с глобальным потеплением. По Вашему мнению, насколько актуальна тема «Только одна Земля» сегодня?

— С каждым годом эта тема становится только актуальнее. Если в 1970-х снимок «голубого шарика» можно было увидеть только в газетах или по телевидению и любая промышленная авария за тысячу километров от своего места проживания, по-прежнему казалась сюжетом из параллельной вселенной, то сегодня мир стал настолько взаимосвязанным и «прозрачным», что каждая катастрофа воспринимается довольно остро, потому что на расстоянии одного-двух-трёх рукопожатий затрагивает кого-то из друзей по соцсетям или их близких.

Это особенно чувствуется по тому, как меняется отношение наших соотечественников к лесным пожарам в Сибири – каких-нибудь 20-30 лет назад о них мало что слышали вообще, 10 лет назад равнодушно пролистывали новости в браузере, 4 года назад, когда мы в Комитете по корпоративной социальной ответственности Ассоциации менеджеров России бросали клич по крупным российским корпорациям с призывом о помощи добровольческим корпусам, борющимся с огнём в заповедных зонах вокруг Байкала, откликнулись единицы. Сегодня уже никому не нужно объяснять, каково влияние лесных пожаров на темпы изменения климата, у многих российских корпораций сформированы собственные программы восстановления леса, а наиболее продвинутые – такие, как, например, РУСАЛ, пошли по пути профилактики, обеспечивая авиалесоохрану (воздушное патрулирование) значительных массивов так называемых «неуправляемых» лесов. В нашем случае такая программа вот уже четвёртый год подряд позволяет на самых ранних этапах предотвратить возгорание тайги на территории более полумиллиона гектаров в Красноярском крае.

– А какие ещё вопросы в области охраны окружающей среды, на Ваш взгляд, на пике актуальности сегодня? Какова роль транснациональных корпораций в решении таких вопросов?

— Для компаний горнодобывающего и металлургического секторов, таких как наша, крайне актуальны все аспекты влияния на природную среду в процессе производства – от сбережения водных ресурсов до рационального управления шламохранилищами и от выбросов загрязняющих веществ в атмосферный воздух до сохранения биоразнообразия и качества экосистемных услуг.

Подход здесь вполне очевиден: это, в первую очередь, оценка рисков и потенциального воздействия от нашей текущей деятельности и новых проектов, в идеале – предотвращение такого воздействия, при невозможности полного предотвращения – минимизация воздействия (рациональное использование земельных и водных ресурсов, новые технологии газоочистки и т.д.), сотрудничество с научными и некоммерческими организациями и поддержка их инициатив в сфере сохранения биоразнообразия в тех регионах, где работают наши предприятия, рекультивация затронутых нашей деятельностью земель и, в конечном счёте, компенсация воздействия.

Комплексное управление экологическими аспектами предполагает не только минимизацию рисков, но и поиск новых возможностей. Фундаментальная роль транснациональных корпораций в решении проблем охраны окружающей среды принадлежит новым технологиям и разработкам (НИОКР). Именно НИОКР и внедрение наилучших доступных технологий призваны не просто минимизировать экологический след производства и логистики, но и в принципе его предотвратить за счёт привнесения в нашу деятельность принципов низкоуглеродной экономики, экономики замкнутого цикла, ресурсоэффективной экономики и создания на их основе новых бизнес-моделей. Судите сами: оптимизация и совершенствование производственных процессов, а также внедрение технологических методов декарбонизации позволили РУСАЛу добиться сокращения углеродного следа первичного алюминия за без малого полтора десятилетия последовательного выполнения климатической стратегии на 18 процентов1. А использование в алюминиевом сплаве всего 10 процентов вторсырья (лома алюминия) способно обеспечить добрую половину такого прогресса. В первом случае мы говорим о внедрении наилучших доступных технологий и экологизации «линейной» бизнес-модели, в основе которой – добыча бокситов, производство глинозёма и первичного алюминия. Во втором – о формировании модели «замкнутого цикла», ориентированной на переработку металлолома, понимая, что алюминий экологичен ещё и потому, что он может подвергаться переработке едва ли не бесконечное количество циклов.

— А объединённая компания РУСАЛ принимает участие во Всемирном дне окружающей среды?

— 31 мая, практически в канун этой значимой даты, мы выпустили наш очередной ежегодный Отчёт об устойчивом развитии, который, помимо показателей, достигнутых по основным аспектам ESG, подробно излагает и проект нашей стратегии устойчивого развития бизнеса на период до 2030 года. Больше половины приоритетных проектов ESG- трансформации, определённых проектом стратегии (а всего их 13), касаются экологических факторов – тех самых, о которых я уже говорила выше. По каждому из них определены чёткие измеримые цели, в том числе и промежуточные, по основным обновлены или разработаны «с нуля» основополагающие стратегические планы и корпоративные политики. Так, например, в мае этого года Советом директоров компании принята новая стратегия обращения с отходами производства до 2030 года, в основе которой – довольно амбициозный для горнодобывающего и металлургического сектора подход «Ноль отходов на захоронение». Это означает, что всюду, где возможно, мы ставим в приоритет сведение к минимуму генерации промышленных отходов и обеспечение их возврата в замкнутый экономический цикл (рециклинг внутри собственного производства либо сбыт в другие индустрии). На рассмотрении руководства находится обновлённая версия Экологической политики компании, приведённая в соответствие с проектом стратегии устойчивого развития, новая Политика сохранения биоразнообразия, новый набор стратегических климатических целей до 2030 года. С таким солидным багажом документов долгосрочного планирования в сфере экологии, думаю, что мы подошли к празднованию Всемирного дня окружающей среды хорошо подготовленными.

Помимо этого, в преддверии Всемирного дня охраны окружающей среды РУСАЛ традиционно проводит двухнедельный экологический марафон по озеленению и благоустройству городских территорий и открытых пространств. Называется он «зелёная волна», и волна эта «накрывает» собой 13 городов от Волгоградской до Иркутской области, в которых живут и работают наши сотрудники. А непосредственно 5 июня команда нашего фонда «Центр социальных программ» познакомит неравнодушных горожан с теми экологическими инициативами, в которых можно принимать участие в течение всего года, а также с социально-образовательной программой РУСАЛа «Школа городских изменений» и учебным курсом «Время экодействий», который призван помочь активным жителям лучше разбираться в проблематике охраны окружающей среды и делать выбор в пользу наиболее эффективных и научно обоснованных решений.

— Ирина Сергеевна, сегодня Человечество идёт по пути «устойчивого развития». Наиболее важным документом, отражающим современное понимание концепции «устойчивое развитие», является Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН, принятая без голосования 25 сентября 2015 года: «Преобразование нашего мира: повестка дня в области устойчивого развития на период до 2030 года». В деловой среде меры, которые предпринимает компания для достижения «устойчивого развития» разделяются на 3 группы, соответствующие трём аспектам ESG: экология, социальная политика и корпоративное управление. На Ваш взгляд, почему важны принципы ESG? Что сейчас происходит по линии ESG в мире и в России?

— Чтобы ответить на эти вопросы, нам с Вами придётся вспомнить о том, что концепция устойчивого развития тесно переплетается с «теорией стейкхолдеров» – заинтересованных сторон, т.е. тех, на кого компания так или иначе оказывает влияние в процессе деятельности. Это не только акционеры и инвесторы, которых чаще всего вспоминают, когда говорят об ESG-факторах, но (и в первую очередь) сотрудники, потребители или клиенты, поставщики, местные сообщества, активисты, оказывающие давление на деятельность корпораций в социальной либо экологической тематике. Под заинтересованными сторонами часто понимают и будущие поколения, об этом нельзя ни в коем случае забывать. Наше влияние на их интересы может быть, как отрицательным, когда оно выражается в пренебрежении такими интересами либо их ущемлении, так и положительным, когда заинтересованные стороны получают какую-то материальную или нематериальную выгоду от действий компании.

Концепция устойчивого развития задумывалась как попытка организовать взаимодействие частного сектора со всеми заинтересованными сторонами таким образом, чтобы их интересы максимально учитывались при планировании и осуществлении деятельности бизнеса, чтобы, создавая экономическую ценность для одних, бизнес не перешагивал через интересы других. Отсюда, наверное, заложенное в концепции стремление к учёту мнений и соблюдению баланса интересов всех стейкхолдеров, а значит, и баланса трёх аспектов ESG.

Если мы с Вами посмотрим, например, на факторы ESG, которые наши заинтересованные стороны определяют как «значимые для устойчивого развития РУСАЛа» (т.н. «матрицу существенных факторов»), то мы такой баланс увидим – а мы видим его каждый год, проводя соответствующее исследование мнений заинтересованных сторон в преддверии выхода отчёта. Мы с Вами увидим, что в экологическом плане вопрос, волнующий в этом году наших стейкхолдеров (в первую очередь, местные сообщества), а также регуляторов, – это качество воздуха, в социальном – здоровье и безопасность сотрудников, а в управленческом – противодействие коррупции и соблюдение законодательства. В прошлом году акценты были несколько иными: так, например, среди экологических тем на первом месте было рациональное обращение с отходами и безопасная эксплуатация шламохранилищ, среди управленческих – экономические результаты бизнеса. Ключевой социальный фактор – охрана труда и профессионального здоровья сотрудников при этом остаётся неизменным.

Я подробно говорю об этом потому, что в последнее время бизнес часто слышит призывы сосредоточиться на каком-то одном, «более актуальном» для текущей ситуации аспекте ESG. Если следовать этой логике, компаниям горнодобывающего и металлургического сектора необходимо бросить все силы на обеспечение безаварийного и безопасного производства, отложив до лучших времён участие в том же федеральном проекте «Чистый воздух», например, и приостановив действие своих кодексов деловой этики и антикоррупционных политик. Звучит абсурдно, не так ли? Смысл формулы ESG – в её триединстве, в попытке (в формате конструктивного диалога с заинтересованными сторонами) определить и регулярно корректировать приоритетные для той или иной отрасли и компании направления по всем трём аспектам, характеризующие релевантность бизнеса для будущих поколений.

— Ирина Сергеевна, Вы возглавляете дирекцию по устойчивому развитию ОК РУСАЛ – одного из крупнейших в мире производителей первичного алюминия и глинозёма. Сегодня такие крупные производители часто подпадают под давление со стороны различных групп заинтересованных лиц с требованием соблюдения ESG- принципов. Помимо ежегодных исследований мнения стейкхолдеров, каков опыт ОК РУСАЛ в поддержании открытого диалога с ними?

— Приведу самый свежий пример, связанный с федеральным проектом «Чистый воздух», который я только что упомянула. 17 марта этого года в рамках форума «Чистая страна» РУСАЛ представил добровольный отчёт о своём вкладе в реализацию этого проекта, первый подобный отчёт в практике российского бизнес-сообщества. Напомню, что в мероприятиях проекта участвуют три наши предприятия – Братский, Красноярский и Новокузнецкий алюминиевые заводы, и за период до 2024 года благодаря внедрению наилучших доступных технологий (таких, как «Экологический Содерберг» с двухступенчатой системой газоочистки, обеспечивающей очистку более 99 % фторидов и пыли и более 95 % диоксида серы) выбросы фторидов в процессе электролиза сокращаются почти в 4 раза. А использование связующего с пониженным содержанием полиароматических углеводородов («ЭкоПек») позволяет сократить выбросы бенз(а)пирена до 40 %.

В результате реализации комплекса мероприятий проекта совокупные выбросы загрязняющих веществ должны сократиться на 19 тысяч тонн по сравнению с уровнем 2018 года, когда объявлялся проект. Общий объём инвестиций РУСАЛа определён на уровне 15,7 млрд. рублей, порядка 50 % за первые три года действия проекта освоены, сокращение приоритетных загрязняющих веществ по трём предприятиям при этом составило порядка 40 %. Когда мы проводили общественные слушания предварительных материалов оценки воздействия на окружающую среду проектов экологической модернизации КрАЗа и БрАЗа (эти проекты являются важным звеном в достижении заявленных федеральным проектом «Чистый воздух» целей), участники слушаний выступили с идеей сформировать Общественно-экспертный совет программы «Нормативное качество воздуха» РУСАЛа, и мы эту идею поддержали. В настоящий момент мы такой совет формируем из числа активных горожан, представителей общественных и молодёжных организаций, экспертов в сфере промышленной экологии, а также руководителей наших предприятий, участвующих в программе.

Вообще, полагаю, очень важно, чтобы подобные общественно-экспертные советы появились для каждой из приоритетных программ устойчивого развития РУСАЛа – они позволяют получать живую обратную связь по ключевым вопросам их реализации практически в режиме «онлайн» и корректировать мероприятия с учётом высказанных рекомендаций.

— Ирина Сергеевна, в 2015 году РУСАЛ был в числе основателей Российского партнёрства за сохранение климата. Тогда создание партнёрства было приурочено к 21-й встрече сторон РКИК ООН. Расскажите, пожалуйста, подробнее о работе партнёрства, о том, что уже достигнуто, и о том, какая работа запланирована на будущее.

— Символично, что партнёрство было создано в канун COP-21, на которой было принято историческое Парижское соглашение. С первого дня партнёрство объединило прогрессивные российские компании, которые разделяют цели Парижского соглашения и приняли соответствующие добровольные климатические обязательства. Важнейшая цель партнёрства – содействие бизнеса продвижению климатической повестки в России через системный диалог практиков (бизнеса), регуляторов и широкой общественности.

К сентябрю прошлого года у нас сформировался пул компаний, которые пошли дальше, чем адаптация к изменениям климата или борьба с ними, – подобно En+ Group (металлургический сегмент бизнеса которой представляет ОК РУСАЛ), они объявили о собственных планах по достижению углеродной нейтральности. Напомню, En+ Group сделала это в феврале прошлого года, заявив о готовности сократить выбросы парниковых газов к 2030 году на 35 % в сравнении с 2018 годом, а к 2050-му достичь нулевого углеродного баланса по всему периметру своей деятельности. Эти компании (En+ Group, РУСАЛ, Лукойл, Металлоинвест, Сбер, Тат- нефть, X5 Retail Group) по итогам Первого климатического саммита NetZero, организованного партнёрством 30 сентября 2021 года, подписали в адрес Правительства России коммюнике с рекомендацией определить основополагающей целью Стратегии долгосрочно социально-экономического развития с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года (СНУР-2050), проект которой был подготовлен Минэкономразвития России, достижение углеродной нейтральности Российской Федерации не позднее 2060 года и принять за основу интенсивный сценарий для её реализации. Как Вы знаете, наши рекомендации были услышаны, и на 26-ю конференцию сторон по климату (СОР-26) в Глазго российская делегация прибыла именно с таким вариантом национальной стратегии, поддержанной передовиками отечественной промышленности.

В текущем году партнёрство продолжает свою просветительскую работу для более широкого круга российских компаний с тем, чтобы максимально подробно довести до них суть новых регуляторных сценариев и отраслевых стратегий, направленных на борьбу с изменением климата (мы с Вами помним, что новый сценарий, принятый в Глазго, ограничивает допустимые изменения глобальных температур 1.5 градусами Цельсия к 2050 году, что уже потребовало огромных усилий со стороны корпораций по пересмотру и интенсификации своих климатических планов). Серия онлайн мероприятий партнёрства в начале года коснулась темы лесоклиматических проектов, их реальной результативности и методов верификации, поскольку эта тема после принятия СНУР-2050 вызвала у российского бизнеса большой интерес.

— Традиционно локомотивом глобальной «углеродной нейтральности» считается Европейский Союз: к 2050 году он планирует привести выбросы и поглощение парниковых газов в своей экономике к полному равновесию. Однако выпущенный в 2021 году регламент Евро- комиссии нацелен на снижение не только внутренней эмиссии парниковых газов, но и «импортируемой эмиссии», т.е. углеродоёмкости импортируемой продукции. В 2023 году планируется ввести систему торговли квотами на углерод для импортёров (Carbon Border Adjustment Mechanism, CBAM, ТУР). Ожидается, что европейские импортёры переложат финансовую нагрузку на экспортёров, и возможно, что эту нагрузку в наибольшей степени ощутит на себе Россия, экспортирующая в ЕС углеродоёмкие товары. Что, по Вашему мнению, нужно делать российским экспортёрам, регуляторам, чтобы сократить потери от ТУР?

— Экспертное сообщество неоднократно обращало внимание федеральных органов исполнительной власти на тот факт, что основой для минимизации подобных рисков «внешнего регулирования» для компаний, давно и прочно интегрировавшихся в глобальные цепочки поставок, должны послужить «зеркальные» механизмы углеродного регулирования, такие как плата за углерод или система квот на выбросы – по аналогии с системой торговли квотами на выбросы или формирующейся системой обращения трансграничного углеродного регулирования Европейского союза, где за основу принимаются бенчмаркинговые значения предельно допустимых уровней выбросов парниковых газов на тонну продукта для каждой из регулируемых отраслей и организаций и предусматривается выплата за превышение таких значений внутри страны. Механизм взимания платы с готовых товаров, пересекающих границу, крайне неэффективен исходя из задачи сокращения углеродного следа и является, по сути, методом компенсации затрат местных производителей, т.е. протекционистским инструментом. Принцип справедливости и разумности сам по себе диктует подход, при котором плата за «избыточную» эмиссию остаётся в стране, где такая эмиссия имела место быть (в начале цепочки формирования добавленной стоимости, «upstream»), а не движется вниз по цепочке («downstream»), чтобы осесть в кармане таможенных структур союза стран или страны, где сосредоточены основные потребители продукта. При справедливом и разумном подходе средства, аккумулированные от оплаты «избыточной» эмиссии могли бы (и должны были бы) быть направлены на субсидирование (софинансирование) проектов технологической декарбонизации производства и логистики, которые в них остро нуждаются, – разве не это, в конечном счёте, цель подобных систем? Соответственно, регуляторный ландшафт под подобную справедливую цепочку необходимо формировать в России как можно скорее, и он должен предусматривать весь необходимый инструментарий для вовлечения как методов технологической декарбонизации (включая технологии улавливания и хранения углерода), так и научно обоснованных климатических проектов (как, например, авиалесоохрана, о которой я уже говорила и которая на сегодня получила высокую оценку российского научно-экспертного сообщества с точки зрения климатической и экономической эффективности). В этом смысле очень приятно видеть, что проектом плана реализации СНУР-2050, обобщённым на уровне Правительства России, практически весь спектр инструментов сокращения углеродного следа предусмотрен.

— Вы – профессионал международного уровня. Расскажите, пожалуйста, о Вашем карьерном пути и о Вашей работе в качестве руководителя дирекции по устойчивому развитию ОК РУСАЛ.

— Две трети моего профессионального опыта (более 20 лет) приходятся на работу в известнейших мировых корпорациях потребительского сектора — Philip Morris International и Unilever, где я прошла путь от специалиста по корпоративным отношениям регионального уровня (отвечала за взаимодействие с органами государственной власти и общественными организациями сначала на Дальнем Востоке, затем в Сибири, далее на Северо-Западе) до руководителя службы корпоративных отношений на уровне двух стран (России и Беларуси), затем трёх, а впоследствии 35 стран (в регионе Северная Африка, Ближний Восток, Турция, Иран, Израиль, Россия, Украина и Беларусь), уже в ранге вице-президента по устойчивому развитию, члена советов директоров нескольких операционных бизнесов и глобальной управленческой команды департамента устойчивого развития. Перед приходом в РУСАЛ на позицию главного должностного лица, отвечающего за устойчивое развитие бизнеса, я «актуализировала» свой опыт государственной службы (когда-то, в самом начале карьеры моим первым рабочим местом после медиа была Администрация Приморского края), на этот раз – в должности заместителя Председателя Правительства Республики Коми. К моим полномочиям относились разработка и реализация стратегии долгосрочного социально-экономического развития, инвестиционной, промышленной и экологической политики региона, и в этой роли мне важно было применить те подходы, которые с точки зрения экологической, социальной и управленческой эффективности практиковал прогрессивный бизнес, к реалиям отдельно взятого северного региона, экономика которого исторически «заточена» на добычу невозобновляемых природных ресурсов.

В РУСАЛе мне доверили создать давно необходимую Дирекцию по устойчивому развитию, впервые объединившую в составе одной функции специалистов по экологии и климатическому регулированию, охране труда и промышленной безопасности, социальной политике, нефинансовой отчётности и ESG-трансформации (проектный офис). В дополнение к любимому делу, широкому кругу полномочий (подкреплённых серьёзной ответственностью за результат) и простору для принятия решений, мне досталась замечательная команда настоящих экспертов, болеющих душой за будущее компании, готовых делиться знаниями и открытых для того, чтобы расти профессионально.

— Я знаю, что в свободное от работы время Вы с интересом занимаетесь научной деятельностью. Каковы основные направления Ваших научных работ? Какова сфера Ваших научных интересов?

— К работе над своей диссертацией на соискание учёной степени кандидата экономических наук я приступила в начале 2019 года, одновременно с поступлением в экстернатуру Высшей школы менеджмента СПбГУ. Тема, которая интересовала меня на тот момент, затрагивала процесс интеграции стратегий устойчивого развития в корпоративные стратегии – любой специалист в сфере ESG Вам подтвердит, что эта тема (по крайней мере, в 3-5-летней ретроспективе) была одной из самых непростых в условиях бизнеса, вне зависимости от странового контекста. Стратегии устойчивого развития как будто жили (а кое-где и до сих пор живут) своей отдельной жизнью, мало пересекаясь с реальными стратегиями развития бизнеса, его трансформации, слияний и поглощений, запуска новых видов бизнеса и вывода старых, равно как и с маркетинговыми стратегиями, привязанными к продуктовым портфелям корпораций.

Проработка этой темы и попытка выявить причины такой «несогласованности» довольно быстро привела меня к теме вознаграждения усилий производителей за внедрение принципов устойчивого развития на уровне отдельного продукта, продуктовой категории или предприятия, группы предприятий в целом. Так тема «монетизации» ESG на продуктовом и корпоративном уровне стала основой моего научного исследования под руководством к.э.н., профессора ВШМ Юрия Евгеньевича БЛАГОВА. Большим практическим подспорьем стало наше с ним участие в разработке уникальной методологии ренкинга ESG-зрелости продуктовых брендов для созданной в 2019 году Лиги зелёных брендов – тогда об «устойчивости» конкретных продуктов и услуг в России вообще мало кто рассуждал, но мы-то понимали, что «монетизация» «устойчивого конкурентного преимущества» (SCA) возможна только при сопоставлении продуктовых предложений «на полке», а не корпоративных отчётов на сайте.

Кстати говоря, опыт формирования бренда ALLOW, алюминия с низким углеродным следом, выпущенного РУ- САЛом на рынок в качестве «зелёного» продукта в 2017 году, это подтверждает. Спрос на этот металл неуклонно растёт – за 4 года с момента запуска объёмы его продаж увеличились втрое. Именно такую продукцию покупатели вознаграждают выплатой премий сверх цены сырьевого товара за её экологичность (хотя уровень такой премии, безусловно, должен быть выше). В свою очередь, транспарентность данных о климатическом воздействии ALLOW конвертируется в высокие баллы в мировых рейтингах. Напомню, в прошлом году РУСАЛ снова удостоился уровня А- в рейтинге CDP (Carbon Disclosure Project Climate), самого высокого уровня в мировом алюминиевом секторе.

— А какие книги на темы устойчивого развития, ESG-трансформации Вы порекомендуете к прочтению?

— Я бы порекомендовала почитать и послушать лекции «живых классиков»: Томаса Диллика, например, с которым мне посчастливилось быть знакомой лично и даже подискутировать в рамках ежегодного коллоквиума международной Академии бизнеса в социуме (ABIS) в прошлом году, Стивена Янга, которому благодаря работе с профессором Благовым тоже была представлена года четыре тому назад, Роберта Эдварда Фримана, Джереми Рифкина, Пола Полмана, наконец. Профессор Университета Санкт-Галлен (Швейцария) Диллик много лет исследует тему «истинной устойчивости» и её экономического обоснования для бизнеса, ему принадлежит типологизация корпоративной устойчивости и степе- ней её интеграции в бизнес-модель ведения бизнеса. Профессор Дарденской школы Вирджинского университета (США) Фриман – один из авторов той самой «теории заинтересованных лиц», которая сыграла такую большую роль в формировании концепции устойчивого развития. Одному из самых влиятельных экономических мыслителей мира, профессору Пенсильванского университета (США) Рифкину принадлежит монография «Третья промышленная революция», кото- рая в своё время, как утверждают, послужила основой для перехода Германии к низкоуглеродной экономике и принятия Китаем климатической стратегии. Ну, а Полман – это настоящий революционер в корпоративной среде, бывший СЕО Unilever, с которым я проработала более 10 лет и который в прошлом году выпустил бестселлер «Net Positive» с бесценными практическими кейсами по ESG-трансформации отдельных брендов и целых корпораций, среди которых (на стр. 177), между прочим, упомянут и кейс по внедрению экономики замкнутого цикла для пластиковой упаковки ведущего локального косметического бренда, реализованный российской командой с моим участием 4 года тому назад. Что же до Янга, яркого визионера, главы делового клуба Caux Round Table for Moral Capitalism (Швейцария), то буквально на днях Юрий Евгеньевич Благов вручил мне персо- нальный экземпляр только что изданного СПбГУ перевода его монографии, успевшей стать настольной книгой несколь- ких поколений управленцев во всём мире, – «Нравственный капитализм. Частный интерес на службе обществу” (“Moral Capitalism. Reconciling Private Interest with the Public Good”).

Ещё добавлю имена двух итальянских учёных, практически моих ровесников, за работой которых я слежу особенно пристально: Марчелло Тонелли и Николо Кристони, исследующих как раз тему интеграции устойчивого развития в маркетинговые стратегии бизнеса. Их книга «Strategic Management and the Circular Economy» («Стратегический менеджмент и экономика замкнутого цикла»), вышедшая в США в 2018 году и пока не переведённая на русский язык, получила широчайшее признание в международном научном сообществе и породила качественную дискуссию вокруг темы «устойчивого конкурентного преимущества».

— Ирина Сергеевна, какие международные или национальные события в области «устойчивого развития» и ESG-повестки из тех, что ожидаются в 2022 году, наиболее значимы, на Ваш взгляд? К чему и как предстоит готовиться?

— Для нас в РУСАЛе, конечно, центральным событием станет общественное обсуждение Отчёта об устойчивом развитии за прошлый год, которое пройдёт в Москве и в Красноярске в июле-августе этого года. Почему? Потому что, как я уже отметила, отчёт содержит основные положения и целевые ориентиры новой стратегии устойчивого развития компании до 2030 года, и мнение заинтересованных сторон относительно выбранных нами приоритетных программ особенно важно.

На уровне страны – в сентябре вступает в силу Федеральный закон «О проведении эксперимента по ограничению выбросов парниковых газов в отдельных субъектах Российской Федерации», одной из целей которого является достижение к концу 2025 года углеродной нейтральности на территории Сахалинской области. С точки зрения «буквы закона» этот документ существенно расширяет понятийный аппарат национального углеродного регулирования (включая определение «углеродной единицы», «углеродной нейтральности», «квоты выбросов парниковых газов», «единицы выполнения квоты» и т.д.), с точки зрения «духа закона» закрепляет крайне важные принципы для реализации государственной климатической политики – такие, как, например, недопущение двойного зачёта углеродных единиц и единиц выполнения квоты. Реализация эксперимента на уровне целого субъекта Федерации важна не только для государства, но и для большого бизнеса, располагающего разветвлённой производственно-сбытовой системой в масштабах страны и за её пределами: именно в таких условиях важно отработать вопросы корректного отнесения углеродной эмиссии к локальным источникам и договориться об условиях формирования и выполнения квот.

Ну, а в глобальном масштабе – на осень 2022 года запланирована вторая часть 15-й встречи сторон Конвенции ООН по биологическому разнообразию в Китае. Кстати, Китай так же, как и Россия, привержен полной реализации Повестки дня ООН в области устойчивого развития на период до 2030 года и продвижению справедливого, инклюзивного, открытого, всеобъемлющего, инновационного и устойчивого раз- вития в трёх основных областях (в экономике, социальной сфере и окружающей среде). На ноябрь 2022 года запланирована очередная, 27-я встреча сторон РКИК ООН в Египте.

— Благодарим Вас за интервью! Желаю Вам дальнейших профессиональных успехов. В заключение хочу задать традиционный вопрос: что бы Вы хотели пожелать редколлегии, авторам и читателям «Евразийского юридического журнала»? Журнал читают во всех странах бывшего СССР.

— Некоторые эксперты с убеждённостью, достойной всяческих похвал, относят устойчивое развитие к области так называемого «публичного права», которое, как известно авторам и аудитории журнала, исключает факторы «добровольности» и «свободного определения» содержания регулируемых им правоотношений. В то же время, мы с Вами понимаем, что в сегодняшнем её состоянии концепция «устойчивого развития» или ESG, возможно, в силу широчайшего охвата тем, которые она затрагивает, допускает и большое разнообразие «добровольно» принимаемых на себя корпорациями обязательств, и довольно свободные толкования как самих задач устойчивого развития, так и критериев эффективности реализуемых для их достижения проектов.

Я хотела бы пожелать читателям, авторам и членам редакционной коллегии «Евразийского юридического журнала» не терять интереса к феномену устойчивого развития, в том числе и с этой, публично-правовой, его стороны. По мере того, как регуляторный ландшафт в этой сфере на страновом и межстрановом уровне будет развиваться, оформляться и неизбежно унифицироваться, взаимообогащаясь, у бизнеса будет оставаться всё меньше «положительных» стимулов для ESG-трансформации (вроде премиальных надбавок к цене «зелёного» продукта). Превращение «устойчивости» в «гигиенический» фактор, диктующий (на уровне национального, отраслевого или корпоративного регулирования) правила доступа на рынок, оставит бизнесу лишь «отрицательные» стимулы для трансформации (ТУР и ему подобные сборы, отсутствие преференций в условиях кредитования, субсидирования, выхода на закупочные конкурсы). А «отрицательные» стимулы часто оказываются более действенными.